О таких людях обычно говорят: поцелованный Богом. Замечательный актёр, талантливейший режиссёр, прирождённый педагог.
Его талант признан не только восторженными и благодарными зрителями, но и требовательными, нередко достаточно ревнивыми сослуживцами-профессионалами. Об этом свидетельствуют десятки различных призов, в том числе и главных, полученных Валерием Анисенко на многочисленных престижных международных фестивалях. Его активная плодотворная работа на поприще театрального искусства высоко оценена и официальными органами. Он – лауреат Государственной премии Республики Беларусь, заслуженный деятель искусств Беларуси, лауреат специальной премии Президента Беларуси «За духовное возрождение», кавалер ордена Франциска Скорины...
А еще его можно назвать создателем театров. Не театра, а именно театров. Трижды он начинал всё с самого начала. В 1979 году ему, главному режиссёру Театра юного зрителя, предложили взяться за организацию нового коллектива – Театра киноактера. Честно говоря, что это будет такое – никто толком не знал: ни в чиновничьих кругах, ни в театральных. Но Валерий Данилович без особой раскачки оставил, что называется, обжитую должность и с головой окунулся в новое, хлопотное дело. Более двух лет длилась эта адская, почти круглосуточная работа, пока наконец 31 марта 1982 года новый театр торжественно открылся. И... неожиданный удар в спину. После двух блестящих премьер Валерия Анисенко уволили. У него не просто отобрали любимое дело – лишили смысла жизни.
Целых полгода Валерий Данилович оставался без работы. Для его кипучей, неугомонной натуры это стало нелёгким испытанием. Нет, он не пил, как это обычно бывает с несправедливо обиженными, не скулил, не жаловался. Он искал себя в новом деле! И такое дело нашлось. На Белорусском радио, куда его пригласили на должность главного режиссёра. Шёл туда вроде бы временно, а задержался надолго, на целых восемнадцать лет. И это были, пожалуй, лучшие годы в его жизни. Он сумел создать уникальный театр в эфире, пользовавшийся необычной популярностью у радиослушателей и успешно переживший перестройку, развал Советского Союза, достойно встретивший ХХІ век. И жил бы и по сей день, если бы...
Если бы Валерия Анисенко не соблазнили новым привлекательным предложением: возглавить Театр белорусской драматургии, попавший тогда в серьёзный кризис. Его не пугали трудности, его манили перспективы. Ему, известному нарушителю творческого спокойствия (так охарактеризовал Анисенко один из критиков), двигателю театральных инициатив, модератору сценических проектов, уже виделось в грёзах, как он выводит кризисный театр из прорыва, создаёт здесь атмосферу настоящего творческого поиска, белорусскости. Однако в реальности все оказалось значительно труднее, чем представлялось. И снова довелось начинать фактически с ноля. Тем не менее, одолев все трудности, он стал создателем театра своей мечты – театра, призванного сегодня быть надёжной опорой в процессах развития и укрепления государственного суверенитета республики, в умножении гуманистических и демократических ценностей в нашем обществе.
Думаете, на этом испытания судьбы у Анисенко закончились? Ошибаетесь! Однажды Валерия Даниловича вызвали в Министерство культуры и предложили возглавить Национальный академический драматический театр имени Якуба Коласа. Сначала было твёрдое решение – отказаться. Бросить театр, которому столько отдано душевных и физических сил, который только-только стал набирать мощь, завоёвывать популярность в республике и за её пределами? К тому же – переезжать в Витебск...
Но, спокойно рассудив, дал согласие. Победило сакраментальное «надо». витебский театр претерпевал не лучшие времена, нуждался в опытном, авторитетном руководителе, способном сплотить разобщённый коллектив, возвратить ему былую славу.
Именно с этого – с первых шагов на новом месте – мне и хотелось начать наш разговор, но Валерий Данилович покачал головой:
– Рано ещё о чём-нибудь говорить. Давайте потолкуем о театре вообще.
Постигать суть человеческую
– Ну что ж, давайте... Есть два противоположных взгляда на этот вид искусства. Одни считают, что театр создан для обмана и забавы. Он не может быть тем, кем стремится стать. Его роль более проста. Это – цирк на сцене, фривольность в поведении персонажей, упрощенность до убогости декораций и другие современные «прелести». Другие же, в частности, как некогда К. Станиславский, рассматривают театр как самую мощную кафедру, ещё более сильную по своему влиянию, чем книга и пресса.
Наш известный артист Геннадий Гарбук в одном со своих интервью заметил: когда театр перестает быть трибуной воспитания, он неминуемо скатывается вниз и превращается в развлекаловку. Мне очень близка такая позиция. А вам, Валерий Данилович?
– Мне тоже. Собственно говоря, мой театр – это всё, что вокруг Человека, его души, его сердца. Жизнь человеческого духа – главная цель психологического, реалистического театра, а значит, и главная задача его режиссёра. Поэтому для меня всегда были и остаются в центре внимания так называемые вечные темы: «что я есть?», «в чем смысл жизни?», борьба добра и зла... Театр призван воспитывать в человеке не просто «ценителя прекрасного», не просто культурного человека, а гражданина. Художник должен быть чутким к духовным потребностям современности, остро ощущать гражданские страсти времени.
А что мы видим? Идёт тотальное наступление на психологический театр, формотворчество заполонило мир. Бывая на многочисленных фестивалях, я удивлялся невероятному количеству режиссёрских придумок, богатству театральных приспособлений, красок, звуков, необычному владению условными приёмами образности, метафоричности и так далее. Но я на таких спектаклях, признаюсь, скучал. Мне хотелось увидеть что-нибудь человеческое. Тихое и сердечное. И чтобы его не глушило, не убивало внешнее мастерство. Все эти «измы», по большому счету, – от бессилия постигнуть суть человеческую.
– Но ведь и совсем отказываться от поиска, от эксперимента в искусстве нельзя...
– А кто говорит, что надо отказываться? Напротив, современный театр обязан всё интересное, всё разумное брать на вооружение, творчески усваивать, обогащать реалистические средства выразительности. Суть проблемы в том, ради чего всё это мы используем – для создания или разрушения? Театр должен быть не для глаз, а для души. Не развлекать, не убаюкивать человека, а тревожить в нём память и совесть, не давать яму оставаться безразличным в крутоверти ежедневных дел.
Театр души должен, обязан потрясать. Недаром же наивысшим жанром литературы считают трагедию, драму. Мне в своё время удалось повидать лучший мировой психологический театр. Начиная с 60-х годов прошлого века – а я впервые попал на спектакли юного московского театра «Современник» зимой 1961 года – до середины 80-х Москва по всеобщему признанию и по праву считалась театральной меккой мира. Режиссёрские имена Олега Ефремова, Анатолия Эфроса, Андрея Гончарова, Бориса Львова-Анохина, Георгия Товстоногова, Игоря Владимирова, Бориса Ровенских, Леонида Хейфеца, Анатолия Васильева, Марка Захарова – вот золотая обойма советской режиссуры, русского театра. У этого театра я учился и учусь.
– Русский классический театр основывался на трёх наиважнейших принципах: художественности, нравственности и гражданственности. А на каких принципах строите, развиваете свой театр вы?
– Я поддерживаю и разделяю упомянутые вами принципы. Это – самая надёжная и самая плодотворная почва, на которой только и можно вырастить нечто приличное. Что такое художественность? Это умение рядом специфических приёмов в образной, эмоциональной форме передать зрителю смысловой заряд спектакля. Казалось бы, так просто. Но это обманчивая простота. Для того чтобы что-то передать, нужно это «нечто» иметь в своей душе. Зрителя надо убедить, заинтересовать, взволновать, посеять сомнение, заставить задуматься и много, много ещё чего другого. Разумеется, легче зрителя развлекать посредством различных сценических приёмов и приёмчиков, которых теперь уйму навыдумывали. Но что могут вызвать в душе зрителя пусть себе и самые оригинальные, самые новые вещи, если они построены вне системы моральных координат, в пространстве полной относительности добра и зла, света и тьмы?
– Общеизвестная истина: нет настоящей драматургии – нет и театра. Мне пришлось присутствовать на одной дискуссии, во время которой высказывались прямо противоположные мысли. Режиссёры утверждали, что интересных пьес белорусских авторов нет, а драматурги убеждали, что пьес достаточно, но они абсолютно не интересуют наших режиссёров. Где здесь правда?
– Посередине. Потому что утверждать, что белорусских пьес нет, – это неправда. При мне в РТБД белорусский репертуар занимал 75 процентов. И при этом заполняемость на таких спектаклях была почти 90 процентов. Значит, белорусские пьесы не только есть, но они и достаточно интересны. Другое дело, что их мало. Но их никогда и не было много. Две-три хорошие пьесы – это нормально.
– Валерий Данилович, театру не раз пророчествовали смерть. Первый раз – когда появилось кино. Потом – с появлением телевидения. Теперь основанием для пессимистичных прогнозов стал Интернет с его действительно неограниченными, уникальными возможностями. А театр, слава Богу, живёт. Почему?
– Театр не умрет никогда! Потому что это живое искусство. Потому что это живая и очень необходимая форма человеческих отношений. Театр и возник как естественная человеческая потребность в таких отношениях. Если хотите, это своеобразное лекарство от разобщенности. Он, по большому счету, и существует только тогда, когда между сценой и залом возникает та самая «вольтова дуга», которая и есть суть театрального искусства.
– Театр в ХХ веке был режиссёрским, так называемым постановочным театром, где личность актёра имела вторичную значимость, становилась средством выразительности, средством воплощения режиссёрской идеи. А каким, по вашему мнению, будет театр в ХХІ веке?
– Я думаю, что он и будет таким. Потому что режиссёр – всеобъемлющая, интегральная профессия. Режиссер – лидер, отец театра, отец спектакля. Безусловно, хорошо, когда и актёр становится соучастником, соавторам постановки. Но все равно само по себе действо не получится, его надо организовывать.
Удивлять не формой, а мыслью
– Валерий Данилович, я знаю, что вы по образованию – актёр. И более десяти лет работали именно актёром. Почему и как пришли к режиссуре?
– Мысль о том, чтобы стать режиссёром, родилась у меня еще в институтские годы. Если посмотреть мои студенческие записи, лекции, то там у меня много разных пометок, замечаний относительно режиссуры. Я уже тогда сознательно или полусознательно словно готовился к этой профессии. Помню, как мы вместе с моим однокурсником Андреем Андросиком мечтали, что после окончания института создадим свою странствующую труппу и будем ездить на возах, выступать в самых отдаленных уголках Беларуси.
Так что рано или поздно я, по-видимому, всё равно пришел бы в режиссуру. Просто это могло быть медленнее, мягче, а не так революционно, как у меня получилось. Потому что я очень любил актёрскую профессию. Очень. И никем себя другим не видел. Однако судьба сложилась так, что я, успешно начав в Витебске, через два сезона пришёл в Минск, в Купаловский театр. На мою беду, пока оформлялся перевод, в театре сменились и директор, и художественный руководитель. И меня в театре никто не ждал. Хуже того, в труппе актёров моего плана оказалось человек пять-шесть. Тарасов, Белохвостик, Милованов, Гарбук... И я почти десять лет был «на подхвате». Даже когда получал главные роли – они были уже отыграны. Поэтому моё самолюбие сильно уязвлено. Хоть я не обижался, никому не жаловался. Честно работал все эти годы.
– И как вы вышли из этой, прямо скажем, малоприятной ситуации?
– Я решил пойти учиться в Москву на режиссёрские курсы. Тем более, что у меня уже кое-какой опыт был. В 1976 году состоялся мой режиссёрский дебют на радио. Я поставил получасовой радиоспектакль «Крик чайки» по одноименному рассказу Алеся Асипенко. Дебют оказался успешным. Спектакль был отмечен как лучшая режиссёрская работа. Это меня, безусловно, окрылило, придало уверенности, и я сделал решительный и крутой поворот в своей судьбе.
– Поменяли любимую актёрскую профессию на режиссёрскую, а престижное, стабильное положение купаловца – на полную неизвестность и шаткую недостоверность?
– Примерно так. Хотя, повторюсь, рано или поздно я всё равно пришел бы в режиссуру. Это – моё, потому что моим способностям всегда было мало одного дела. Мне хотелась попробовать свои силы и в одном, и в другом, и в третьем. А режиссура как раз всё это объединяет. Ей всего мало. Сколько бы ни знал – мало. Бесконечная профессия.
– А каких качеств требует эта профессия?
– Очень многих. Прежде всего – сильного характера, свободы. Для того чтобы организовать творческий процесс, держать дисциплину, увлечь труппу своими идеями. Не уставать учиться. Не «бронзоветь».
– «Весь мой путь в режиссуру – это самообразование», – заметили однажды вы. Но ведь у вас за плечами не только театрально-художественный институт, а и высшие режиссёрские курсы. Неужели этого образования, чтобы полноценно работать режиссёром, вам недостаточно? Вы и теперь продолжаете самообразование?
– Безусловно! Как только остановился, решил, что уже всё знаешь, всё постиг – это конец.
Дорога к храму
– Валерий Данилович, вы с детства мечтали стать артистом?
– Что вы! О том, что на артиста учатся, я узнал где-то в классе восьмом. В мой родной Толочин приехал на гастроли витебский театр. И вот однажды вечером, после спектакля, артисты шли в гостиницу. А это как раз мимо моего дома. Я набрался смелости, подошел к самому дородному, улыбчивому мужчине (как позже я узнал, это был народный артист Беларуси Анатолий Шелег) и спросил: «Дяденька, а как в артисты попадают?» – «Учиться надо», – по-доброму улыбнулся мужчина. Так я узнал, что в Минске есть специальный институт, в котором учатся на артиста.
Эпизод вроде бы мимолетный, но он далеко не случайный. Дело в том, что меня всё время, особенно в старших классах, тянуло к актёрству.
Я читал со сцены стихи, пел, танцевал. Активно участвовал в художественной самодеятельности, и не только школьной, но и при городском Доме культуры. А в десятом классе я уже работал в народном театре. И мама мне не запрещала. Даже не сильно возражала, когда я сказал, что буду поступать в театральный. Правда, сначала, после восьмилетки, я хотел поступать в Кохановский техникум механизации сельского хозяйства. Уже даже собрал документы, но почему-то не отнёс. А когда заканчивал десятый класс, к нам из Ленинграда приехал представитель военного училища радиоэлектроники набирать абитуриентов. Я был рослый, физически сильный парень, и он за меня вцепился. Но я не прошёл медкомиссию – подвело ухо, его я подпортил ещё пастушком.
Как видите, судьба меня словно всё время подталкивал к моей теперешней профессии. Не зря же в народе говорят: то, что тебе суждено, ни пешком не обойдешь, ни на коне не объедешь. Одним словом, в семнадцать лет я поступил в театральный институт. Был самым молодым на курсе. Поступил с первого раза. Тогда я даже удивлялся, почему меня так легко приняли. А позднее, когда уже сам стал преподавать, понял: я был самобытен.
– Говорят, судьба – это характер...
– Характер в меня действительно судьбоносный (смеётся )... Он – от моей мамы, Антонины Егоровны. Мама прожила трудную жизнь. Но никогда не хныкала, не раскисала и ни у кого ничего не просила. Всего добивалась своим умом, своей мозолью. Труженица. Правдолюбка. Строгая, но справедливая. И нас такими же воспитывала. И хотя с таким характером нелегко идти по жизни, но я ни разу об этом не пожалел. Характер помог мне выстоять в самые критическиые, самые драматические моменты моей жизни, разрешил сделать несколько серьёзных поступков. Один из них – когда я ушёл из Купаловского театра. Я мог бы работать там всю жизнь, получить звание народного артиста, квартиру – всё было бы как надо. А я взял и круто свернул на новую, малознакомую тропу... А вторым поступком я считаю тот факт, когда оставил должность главного режиссёра в Театре юного зрителя. Оставил, чтобы взяться за рискованное, абсолютно непредсказуемое дело – создание Театра киноактера. И я такой театр создал! Чем с полным правом могу сегодня гордиться.
– Кстати, вы можете гордиться не только этим. Вы стояли у истоков белорусского радиотеатра, в котором выпустили в эфир около ста спектаклей, и, можно сказать, заново создали Театр белорусской драматургии. Что из этого далось вам труднее всего? Какой из трёх театров вам наиболее близок, дорог?
– Наиболее дорог Театр белорусской драматургии. И я думаю, не надо объяснять, почему. А вот труднее мне обошёлся Театр киноактёра. Довелось строить действительно с нуля. Строить в самом прямом смысле: выбирать место размещения, выбивать проект, согласовывать десятки вещей, воевать со строителями за выполнение планов, за качество...
– Слушаю вас, и у меня складывается впечатление, что вы человек уверенный, целеустремлённый и абсолютно лишённый всяких комплексов, сомнений, колебаний...
– Бог ты мой, если бы это было так! Но мне, как и каждому нормальному человеку, «ничто человеческое не чуждо». Я стеснялся своей необразованности, незнания, своей неримской внешности. И много чего другого! Поверьте, комплексую по сей день. Вот буквально вчера меня пригласили на один очень важный банкет и перед его началом сказали, что я буду выступать третьим. Всё! Я уже волнуюсь, нервничаю...
– И это с вашим опытом, вашим умением?
– Да, волнуюсь в ответственные моменты, как мальчишка. И сомневаюсь, и корю себя потом, что выступил не лучшим образом.
– Ну, это уже какое-то самоедство.
– Может быть, но я не кокетничаю. Так оно и есть на самом деле. Я очень трезво себя оцениваю и всегда устанавливаю перед собой самую высокую планку.
– Валерий Данилович, почти полстолетия вы в театральном искусстве, и половину этого времени – на главных, ответственных должностях. Есть ли удовлетворение от сделанного? Что вы считаете самым важным в своей жизни?
– Принято в таких случаях говорить: нет, нет, я себе цену не знаю, объективную оценку может дать только зритель... Чушь всё это! Художник, личность знает себе цену. Самое главное, я считаю, заключается в том, что я остался приличным человеком. А это ох как непросто! Многие из нас подгнивают, червивеют. Утешают себя, что, мол, это мелочь, рядовой червячок, которого никому не видно. Неправда! Всё видно. И ничего не проходит бесследно. Это как крупица сверхтяжёлого металла может перевесить сотни килограммов обычного, так и здесь – один недостаток в твоём поведении может зачеркнуть всё хорошее, что в тебе есть.
Поэтому и считаю самым важным то, что я состоялся как человек. Не спился. Не загулял. Не «забронзовел». Заслужил, как мне кажется, искреннее уважение коллег, друзей. Удостоен высоких наград государства.
Удовлетворение от сделанного? Безусловно, оно есть. Но – неполное. Я мог бы сделать намного больше. Обидно, что лучшие годы потрачены на процесс нетворческой борьбы. Я и сейчас далеко не всем доволен.
Автор публикации: Зиновий Пригодич.
Подробнее: газета «Звязда»
Перевод с белорусского Кондухович Л.Ф., ведущего библиотекаря отдела сопровождения интернет-портала Национальной библиотеки Беларуси.
