Испытаний, которые выпали на долю Бориса Микулича, хватило бы на несколько повестей. Впрочем, мрачные 30-е годы ХХ века испытывали на прочность не одного Микулича – а, кажется, всю белорусскую нацию.
Но и через невзгоды и страдания можно пройти по-разному. И выйти из них, пережить их – по-разному. Кого-то невзгоды ломают – а кто-то продолжает жить, остается человеком. Остается собой.
У Бориса Микулича последнее получилось: в пользу этого говорит хотя бы его книга «Аповесць для сябе», дневниковые записи-воспоминания, в том числе – и о лагерной, тюремной жизни. Повесть «Развітанне», посвященная Максиму Богдановичу, также доказывает: ее автор не утратил свой талант, свою необычную способность затрагивать человеческие души. Правда, печально, что к читателям повесть пришла с опозданием: написанная в 1947 году, она была напечатана только в 1959-м, через 5 лет после смерти опального писателя в сибирской ссылке.
Так что эта повесть – в некотором смысле «развітанне» и ее автора.
Почему же Борис Микулич выбрал именно Максима Богдановича? Да еще и взялся осветить именно этот отрезок жизни классика: последнее путешествие в Беларусь, которую трясет от военной лихорадки? Может быть, причиной послужило ощущение собственной близости с этой действительно знаковой исторической фигурой. Как и Богдановича, одинокого Микулича в это время радовали разве что «маўклівыя і на першы погляд безуважныя, але сапраўдныя сябры – кнігі». Как и Богданович, отделенный от своего окружения терновым венком болезни, Микулич, опальный автор, которого упрямо не печатали, чувствовал себя изгоем. И, как и Богданович, надеялся на одно: «…я хоць кніжку ў спадчыну пакіну. Можа, і яна дапаможа наблізіць час, калі беларуская культура выйдзе на шырокае поле. Можа, праз гадоў трыццаць яе і будуць чытаць».
И, как и Богданович, Микулич всем сердцем стремился в Беларусь – куда возвращаться ему после первой высылки было запрещено.
Эта душевная близость, даже родство автора и персонажа позволяют создать очень живой и притягательный для читателя образ. И, вместе с тем, образ Богдановича в повести узнаваем: «Каштанавыя валасы над высокім ілбом, такія ж вочы, якія часта цямнеюць, здаюцца нават чорнымі, над чырвонымі, хваравіта-яркімі вуснамі мяккія вусы, трохі святлейшыя за валасы. Твар вельмі бледны, малочна-белы, толькі на скулах ружавеюць дзве плямы сухотнага румянцу. Ліцэйская тужурка, у ёй вельмі ўтульна, хоць яна і старая ўжо». Автор даже делает несколько замечаний относительно творческой манеры, погружая нас в психологию творчества, позволяя заглянуть «за кулисы» работы литератора: «Ён заўсёды слухаўся свайго натхнення, цалкам аддаваўся ўладзе музыкі, якая ўзнікла ў ім, ніколі не заціскаў яе, не стрымліваў, не абмяжоўваў. Лісткі пакрываліся дробным, але вельмі выразным почыркам, яны адкладаліся адзін да аднаго, парамі, з цягам часу ёнвяртаўся да іх. Тады пачыналася праца, шліфоўка, праверка рытму, замена слоў». Думается, автор много своего, личного передал персонажу – разделяя с ним и тоску по Родине, и муки творчества, и одиночество.
Беларусь, желанная и любимая, появляется на страницах повести символичной персонификацией – девушкой по имени Вероника. Микулич описывает ее с умилением: «вобраз русавалосай дзяўчыны з чыстым, крышку вузкім тварам, дзяўчыны ў даматканай мужчынскай світцы з кніжкай у кішэні паўстаў перад ім і ўжо неадлучна ішоў побач». Сначала мы видим ее с книгой Максима в руках по дороге в Минск. После – у ног Богдановича («я не ела тры дні»), изнуренной, больной, изголодавшейся, как и весь Минск.
А Минск, описанный в повести – это не просто место действия, это живое существо, тоже измученное, угнетенное: «Мінск перапоўнены быў уцекачамі, параненымі, людзьмі, якія нажывалі грошы на пастаўках, на перапродажах, людзьмі, якія шукалі ў незлічоных шпіталях родных – памёршых, людзьмі, якія прыязджалі ў пекла вайны, каб у рэстаранчыках, казіно, кафейнях, у публічных дамах забыць усё на свеце. Мінск быў перапоўнены афіцэрамі, гандлярамі, какоткамі, быў перапоўнены людзьмі ў шэрых світках і лапцях». Жуткие картины города, бьющегося в агонии, картины всеобщей, народной трагедии не могут не поражать. Как не может не поразить и трагедия личная, которая разворачивается на этом ужасающем фоне: трагедия творца, трагедия поэта. Сравнивая себя с Купалой, герой повести разочаровывается в своих силах, в своей способности быть настоящим, нужным своему народу поэтом: «Вось Купалу я зайздрошчу. Ён – з народам, і ў яго многа сілы, ён дачакаецца».
И потому совсем не случайно, что Богданович, отправляясь домой, уходитиз вагона 1-го класса. Выбирается, чтобы оказаться рядом с людьми, которые, как бы инстинктивно признав в нем своего, «да яго паставіліся даверліва, і ўсе яму апавядалі аб сваіх турботах. І з апавяданняў гэтых паўставала перад ім народнае гора – маўклівае, шэрае, няўхільнае, цяжкае і даўкае гора». Отношение героя к этим людям, к их боли дает (ненавязчиво) ответ на все его сомнения в самом себе и своем творчестве. Ведь герой повести «слухаў сялян і жанчын, дзяцей і старых, а недзе ў мазгу, у маленькім куточку яго, узнікла і знікла, зноў узнікла і зноў знікла пытанне: паэт, што ты зрабіў, каб аблегчыць народнае гора? Ды хто з іх ведае, што ён паэт? Колькі з іх умее чытаць? Як можа трапіць да іх кніжка, надрукаваная невялікім тыражом у друкарні пана Марціна Кухты?»
Та самая книга появляется позже в руках «девушки в серой свитке» – зачитанная и любимая. Таким образом сам Борис Микулич, неимоверно жалея своего персонажа, такого одинокого в последние месяцы жизни, дает ему знак-подтверждение: ты останешься. Ты – настоящий.
Стихотворение Богдановича «Пагоня», которое не цитируется, но всё же, будто биение сердца, звучит в тексте повести – еще один такой знак. «Коні, коні! Сімвал, старадаўні герб Вільні, Вострая Брама, гісторыя! Але не гістарычнымі вобразамі гучыць верш. Аб тых, хто ў цяжкі час выпрабавання выракся Айчыны, аб тых, што забылі, як можна пакутаваць за Айчыну. Пра тугу па радзіме, якую просіць паэт, каб яна даравала запозненага ў любові сына і дазволіла памерці за яе...» Ведь (и тут тяжело не согласиться с оценкой, данной Богдановичу Борисом Микуличем) поэт, способный на такие строки, – поистине народный поэт.
Сам текст, посвященный борьбе (безнадежной) со смертельной болезнью, казалось бы, должен быть неимоверно печальным. И пронзительная грусть действительно звучит в нем – как звучит печальная нота в поэзии Богдановича. «Апошнія дні я ўвесь час развітваюся…» – замечает сам персонаж, обращаясь к компании молодежи, что провожает его в дальнюю дорогу на юг.
Но вместе с печалью, сплетаясь с ней, звучит и надежда: ведь бороться (с болезнью, с опалой, с нашествием врага) невозможно, если внутри тебя не живет упрямая вера наперекор всему. И Богданович у Бориса Микулича, наперекор разбитому зеркалу («У чорта не веру, а ў гэта – веру. Матчын падарунак. Не, гэта канец»), верит в самое, пожалуй, важное – в свой народ:
– Праўда, Ясакар, мы дажывём. Мы!..
…а яшчэ праз колькі часу – у кастрычніку таго ж 1917 года – надышло сапраўднае світанне, аб якім марыў хворы паэт.
Отыскать книгу поможет электронный каталог Национальной библиотеки Беларуси.
Давайте читать вместе!Материал подготовлен отделом сопровождения интернет-портала.
