Каждый художественное произведение для текстолога – тайнопись. Поэтому неслучайно это слово попало на обложку монографии Валерия Назарова, посвященную творчеству Андрея Мрыя.
Валерий Фаддеевич работает в отделе текстологии Института литературоведения им. Янки Купалы Национальной академии наук Беларуси, принимал участие в подготовке Собраний сочинений Якуба Коласа в 20 томах и Ивана Шамякина в 23 томах. Учился на филологическом факультете БГУ и в аспирантуре НАН, своими главными учителями считает литературоведа Галину Синило, языковеда Бориса Нормана, текстолога Терезу Голуб, литературоведа и текстолога Михаила Мушинского. В качестве наиболее влиятельного знатока творчества А. Мрыя упоминает Петра Васюченко. Разговор с нынешним лауреатом Национальной литературной премии начинается с поздравлений и перестановки книг в кабинете отдела текстологии...
– Валерий Фаддеевич, в НАН исследуется творчество классиков, издаются новые собрания сочинений. В чем значимость этих проектов для белорусского общества?
– Если сравнить белорусские достижения в текстологии с достижениями наших коллег в соседних странах, получается, что мы очень отстаем, так как научных изданий нашей классики не так уж и много. В серии «Беларускі кнігазбор» выходят однотомники, которые иногда имеют довольно высокий уровень комментирования, но случается, что из-за нехватки времени или по другим причинам весь материал должным образом не освещен. Отдел текстологии Института литературоведения находится в более выигрышном положении, так как у нас есть время на изучение не только архива (автографов, машинописи, личных вещей), но и документов, имеющих отношение к жизни писателя, главным перипетиям его биографии. Это позволяет осветить произведения более глубоко, подробно, с большим знанием жизненных материалов. В этом плане наши издания немножко более содержательные.
...Люди любят смотреть художественные фильмы и сериалы, и не только чтобы отдохнуть от работы. Иногда они очень глубоко сопереживают героям. А когда мы знаем, что жизни наших классиков были намного более интересными, чем судьбы героев кинофильмов, то это приукрашивает и нашу жизнь, делает ее интереснее.
Например, Янка Брыль с 1940-х годов знал такую историю. Когда он работал в «Сцягу свабоды» (Мирской районной газете), то записывал свидетельства людей из разных деревень о событиях Великой Отечественной войны. Один старый крестьянин рассказал, как нашел тела сына и внуков по личной вещи: он подарил сыну, когда тот был в партизанской зоне, свой складной ножик, и когда пришел на место, где вживую жгли людей, то, подняв самый больший обгоревший кусок человеческого тела, увидел под ним ножик и понял, что здесь его семья. Таким образом, мотив узнавания трагической судьбы близкого человека по какой-то личной вещи был знаком Брылю почти что с самого начала творческой биографии. А на восьмом десятке жизни он получил сведения о мундштуке, принадлежавшем родному брату, расстрелянному сталинистами в Киеве. Этот мундштук позволил писателю более подробно узнать о последних месяцах жизни брата Володи. Случай случаем, но ситуация интереснейшая!
– Как была написана ваша монография «Тайнапіс Андрэя Мрыя: падтэкст рэалій у творчасці пісьменніка»?
– Работа шла сложно и довольно долго. В отделе была двойная плановая тема: мы готовили Собрание сочинений Якуба Коласа и начинали подготовку Собрания сочинений Ивана Шамякина. На 2011–2012 годы пришелся максимум нашей работы, к примеру, за год издавалось по 6–8 томов и одного, и второго писателя. Тогда мне стало понятно, что Мрый – автор, не менее заслуживающий собрания сочинений. Поэтому в относительно свободные минуты, свободные дни тянуло заниматься этим писателем – хотелось выяснить, на что он намекал и что зашифровал... Чувствовалось, что его произведения имеют глубокий подтекст.
Впечатляет, что монография получила Национальную литературную премию в год 500-летия белорусского книгопечатания, а также юбилейный год Якуба Коласа, Янки Купалы, 100-летний юбилей Пимена Панченко и Янки Брыля. К тому же приятно было получить награду в городе Полоцке, где неоднократно бывал в юности...
– Иерархия классиков создана. В чем актуальность дальнейших исследований их творческого наследия?
– Каждый год появляются новые находки, документы, специальные материалы. Поэтому процесс познания непрерывен. О Мрые около 60 лет почти не упоминалось в печати, а когда в конце 1980-х произошел прорыв запрещенной ранее литературы, стало понятно, что не все классики на своих местах. Некоторые места были пусты до сих пор. Нельзя сказать, что о классиках мы знаем все. Даже когда вышло полное собрание сочинений – это значит, что собраны все материалы, которые известны и доступны на данный момент, – все равно через год-два, через несколько месяцев находят дарственные надписи, какой-то документ. Например, на днях к нам в отдел заходила внучка Якуба Коласа Вера Мицкевич (дочь его старшего сына Данилы), которая принесла текст статьи, опубликованной в 1907 году в газете «Минское Слово». Этот текст, подписанный псевдонимом Кудесник, освещает подробности учительского съезда в Николаевщине и может иметь к Якубу Коласу самое непосредственное отношение. Каждый новый материал – новая черточка к портрету художника. Текстологи должны подать материал должным образом, интересно и качественно. Если уровень выполненной работы высокий, то читать собрание сочинений будет интересно. Вообще же, у многих белорусских авторов нет даже базового научного издания, в том числе и у Андрея Мрыя...
– Планируется ли это издание в НАН?
– Работать над собранием сочинений Мрыя было бы очень хорошо, но пока таких планов нет. Это большая работа, хотя монография – уже значительная часть реального и историко-литературного комментария... Тем не менее должны проводиться дополнительные исследования, выполняться поисковая работа, потому что ранние публикации этого писателя изучены не очень хорошо.
– Какие находки и открытия случаются у текстологов?
– В нашей работе много казусов, часто мы сами не знаем, как выйдем на нужные сведения, зачастую это получается почти случайно. Например, у Якуба Коласа в стихотворном рассказе «Першы заработак» читаем, что маленький мальчик, зайдя в дом, глянул на икону «таго святога, што напісан быў з ягняткам і глядзеў так строга». Какой это святой? Мы долго искали ответ. А потом случайно я посмотрел по телевидению передачу о Гентском алтаре, там как раз есть эта знаменитая работа: строгий святой с агнцем – Иоанн Креститель. Это была западная традиция изображения Иоанна Крестителя, и так мы нашли ответ, какой святой был изображен на одной из икон в крестьянской избе.
– Если бы вам предложили 100 тысяч долларов для популяризации творчества классиков, какие проекты вы бы инициировали, финансово поддержали?
– Было бы правильным делать серьезные документальные передачи о классиках, художественные фильмы, экранизировать действительно хорошие спектакли, которые привлекли бы зрителя, читателя к творчеству писателей. Дополнительные средства можно было бы потратить и на создание гипертекстовых и мультимедийных документов, наверняка заинтересовавших бы молодое поколение, и на научную деятельность...
Автор публикации: Юлия Шпакова.
Фото Константина Дробова.
Источник: Звязда
Перевод с белорусского Елены Дешко, ведущего библиотекаря отдела сопровождения интернет-портала Национальной библиотеки Беларуси.
Читайте также о проекте «(Не)Расстрелянная поэзия», посвященном выдающимся белорусским литераторам, расстрелянным 29 октября 1937 года.
