Новый герой, кто ты?, или Личность на сцене в эпоху дегероизации.
После подведения итогов объявленного Республиканским театром белорусской драматургии совместно с Национальной библиотекой Беларуси и «Беларусбанком» конкурса по созданию произведений для драматического театра «Франциск Скорина и современность». Газета «Культура» предлагала его финалистам поразмышлять о значимости образа национального героя в современной драме и оценить реальное положение исторической пьесы в отечественной драматургии.
В «форуме» приняли участие поэт, кандидат психологических наук, доцент Полоцкого государственного университета Ирина Андреева, драматург, журналист Елена Иванюшенко (Минск), драматург, режиссер-постановщик Брестского академического театра драмы Тимофей Ильевский, драматург, литературовед Сергей Кузнецов (Минск – Люблин), писатель Виктор Мартинович (Минск), драматург, режиссер, радиоведущий Николай Рудковский (Минск), драматург, писатель Михаил Туруновский (Брест), эссеист, кандидат исторических наук, доцент Полоцкого государственного университета Сергей Шидловский.
Анастасия Панкратова: – Чего требует отечественная публика от драматурга, работающего с такими образами, как Франциск Скорина, – придерживаться исторических фактов или актуализировать их для современности, создавая новый рассказ на основе эпизодов из биографии?
Виктор Мартинович: – Мне кажется, частенько новый рассказ и есть следование историческим фактам, ведь факты эти также когда-то были просто чьим-то рассказом, письменным или устным. Скорина жил во времена Ренессанса, в окружения рукописной культуры, когда само понятие факта было другим. Как раз эта причастность к концепту «истина» я и попытался применить в своей пьесе.
Елена Иванюшенко: – Франциск Скорина – одновременно историческая и мифическая личность. Мне лично было интересно совершить чувственное наполнение тех редких фактов биографии, которые к нам дошли.
Сергей Шидловский: – Действительно, сохранилось не так и много исторических источников, касающихся Франциска Скорины, чтобы можно было исчерпывающе и документально точно проследить развитие его личности от младенчества до кончины. В исторической науке нет сослагательного наклонения, а вот в художественном произведении есть место для импровизации на тему «что было бы, если…»
Анастасия Панкратова: – Какой же подход драматургу ближе всего?
Ирина Андреева: – На мой взгляд, творцу в отличие от ученого больше следует заниматься актуализацией исторических фактов для современности. Как педагогу, работающему в вузе, мне известно, что молодежи недостает отечественных героев, с которых можно «делать жизнь».
Михаил Туруновскийі: – Отталкиваясь от фактов биографии и учитывая реалии той эпохи, драматург может предположить, что повлияло на персонажа настолько, чтобы решиться на его гражданский подвиг. Признаюсь, работа над историческим образом Скорины стала для меня, пожалуй, самым грандиозным открытием за последнее десятилетие. За известной фигурой белорусского первопечатника я вдруг увидел простого, невероятно вдохновленного человека, который от рождения был одарен многочисленными талантами. Я стремился, с одной стороны, передать напряжение и остроту внутренних переживаний Скорины, с другой, – его упорство и мужество в достижении поставленных перед собой целей.
Николай Рудковский: – Из разных гипотез драматург, конечно же, вправе выбирать ту, что ему ближе всего. Вот, например, история женитьбы Скорины на вдове мецената Юрия Адверника. В Средневековье распространенным явлением во всех европейских странах была как раз женитьба одаренного ученика на вдове умершего мастера – таким образом дело мастерской продолжало успешно развиваться дальше. В случае со Скориной непонятно, настоящая ли это любовь к Маргарите, или речь идет об обычной цеховой традиции… Номинации конкурса «Франциск Скорина и современность» предусматривали разные пути создания материала. Я выбрал «Современную пьесу», ведь мне было интересно сравнить XVI и XXI столетия. Тогда шли войны с Московским княжеством на востоке белорусских и украинских земель, сейчас идут военные действия в Донбассе, соответственно – общая на обе эпохи проблема беженцев… Тогда всякую инициативу заглушала невозможность воплощения в своей стране задуманного, сейчас порой тоже. В Средневековье бушевали вспышки чумы и сифилиса, сегодня кричат о пандемии СПИДа, вирусов Эбола и Зико...
Тимофей Ильевский: – Действительно, XVI век – время тектонического разлома эпох, время героическое и трагическое, когда на нашей земле стремились создать новое государство со своим языком. И, на мой взгляд, реалии сегодняшнего мира, терзаемого войнами и национальными противоречиями, парадоксальным и пророческим образом перекликаются с веком Скорины.
Сергей Шидловский: – Если все сделано корректно, публика оценивает результат подобной работы обычно позитивно.
Тимофей Ильевский: – Если и есть среди отечественной публики несколько человек, которые чего-то требуют от драматурга, то мне не довелось с ними нигде пересечься. Моя режиссерская практика свидетельствует, что широкая публика ничего не ждет ни от драматурга, ни от режиссера, ни даже от белорусского актера (в массе своей совсем неизвестного самоотверженного труженика сцены). Разумеется, в работе над драматургическим текстом последнее дело ориентироваться на ее ожидания. А как не актуализировать жизнь Скорины, не пытаться найти в его действиях то, что «варится» в головах соотечественников? Здесь я веду речь не о широкой публике, а о вдумчивом и разумном зрителе, который, к счастью, еще не перевелся.
Анастасия Панкратова: – Ощущаете ли вы в сегодняшнем обществе необходимость в национальном герое?
Ирина Андреева: – По моему мнению, такой образ нужен, ведь героическая фигура консолидирует нацию, позволяет ей избавиться от комплекса неполноценности при сравнении с более многочисленными этносами и является источником национальной гордости. У современного театра есть все возможности создать подобный образ, и не важно, в каком времени будет найден подобный персонаж. Существенно, чтобы герой был психологически близким нашему современнику.
Сергей Ковалев: – Герои должны быть, но нельзя создавать очередного идола. Через драматургических героев надо пытаться понять, что такое история, жизнь… Герой же не состоит на 100 процентов из «героизма»: он часто оказывался перед таким выбором, что не позавидуешь.
Сергей Шидловский: – Кажется, нужно начать с того, что наши предки не знали иностранного «герой», но умели дорожить дедами. Деды – это и твои прямые, кровные предшественники и пращуры всего рода до самого Адама. В подобном почитании – через малое видится большое, через близкое – далекое. Поэтому могучие фигуры прошлого должны оставаться в фокусе общественного внимания, в том числе и посредством театра.
Тимофей Ильевский: – Обществу необходим не только национальный герой, но и национальная идея, национальное искусство, национальное самосознание, как ни пафосно это прозвучит. Сейчас эти понятия затасканные, потому и звучат с экранов подчас пустой болтовней, но, к сожалению, не являются внутренней сутью современника. Если пойти от обратного и заявить, что нам не нужен национальный герой, то через некоторое время мы с удивлением увидим, что в головах следующего поколения места Ефросиньи Полоцкой и Франциска Скорины займут Мерлин Монро и Микки Маус. И что далеко ходить: в своей педагогической практике я не однажды сталкивался с тем, что подростки не имеют представления о родной истории и ее знаковых фигурах. Сегодня уровень преподавания истории и литературы ужасающий…
Анастасия Панкратова: – Так где более перспективно искать фигуру на эту роль: в историческом прошлом или в современности?
Виктор Мартинович: – Мне кажется, новый герой больного культурным склерозом общества – это всегда хорошо забытый старый герой…
Тимофей Ильевский: – Я не вижу в нашем времени «возрожденческих» титанов, равных Скорине, Леонардо, Данте. По крайней мере, для меня серьезным поводом поразмышлять над главными вопросами своей жизни и нашей эпохи стала именно фигура нашего первопечатника.
Елена Иванюшенко: – Я мало смотрю исторических спектаклей, потому что в театре мне более интересен современник. Но можно находить оригинальные средства, чтобы и исторические события делать популярными. Сравните, каким спросом пользуются телевизионные проекты типа «Игра престолов» или документальные проекты Леонида Парфенова. Я слышала о том, как молодежь Америки рвется на мюзикл «Гамильтон», где отцы-основатели США разговаривают между собой под ритмы хип-хопа и R’n’B. Действительно, ограничений для творчества нет.
Михаил Туруновский: – Лично для меня образ национального героя неразрывно связан с Великой Отечественной войной. Кто-то скажет, что тема войны сегодня не актуальна, но я придерживаюсь другого мнения. Именно потому не так давно написал пьесу-мюзикл «Кіно пра вайну», которую я мечтаю подарить молодому зрителю в качественном рок-исполнении.
Анастасия Панкратова: – По силам современному театру создать такой образ, который публика примет за пример для подражания?
Тимофей Ильевский: – В самой постановке вопроса кроется большая проблема: возможно ли создать героя в период тотальной дегероизации театра, литературы, кино, искусства в целом. Герой сейчас «не в моде», ему суждено быть вышученным, развенчанным. А вместе с ним растаптываются основополагающие понятия, на которых строилось миропонимание гуманистов эпохи Возрождения: красота, вера, долг. Безобразное и запретное прет на сцену и там хорошо разместилось (походите по театральным фестивалям). «Ургант»-тизация и «КВН»-тизация культуры стала, к сожалению, доминантой. В моде «стеб» из любого повода. Вот и попробуй создать в этом времени сценического героя, которому поверят...
Николай Рудковский: – Национальный герой прежде всего – ярко выраженная индивидуальность. Таким был, безусловно, и Франциск Скорина. Он – человек большой энергии и смелых взглядов, опередивший свое время, потому что не желал жить, как заведено традициями, а шел к цели вопреки всему. Это ли не может быть примером для публики?
Елена Иванюшенко: – А я считаю, что публика идет в театр не за примерами для подражания. Много было и спектаклей, где со сцены дидактически рассказывали, как и что нужно делать. А поныне актуальными остались именно такие произведения искусства, где происходят настоящие события, где требуется мужество противостоять своим страстям или общественному осуждению, где герой утрачивает плоды своего труда и вынужден где-то находить мужество начать все сначала. Мне кажется, можно жить и без национальных героев, нужно уметь ответственность брать на самих себя.
Анастасия Панкратова: – Поводом для нашей беседы стал конкурс к юбилею знаменитой фигуры. Во время награждения победителей даже прозвучала мысль, не стоит ли проводить аналогичные конкурсы к годовщине других отечественных знаменитостей...
Сергей Ковалев: – Полагаю, эта фраза была в некотором смысле шуткой. Заказ мешает творчеству, драматург начинает действовать по схеме, создавая одну и ту же сюжетную линию, только меняя имена. В этих рамках получается самый плохой вариант исторической драмы: биография, написанная диалогом. Плодотворной работы мешает и ограничение в сроках сдачи материала. На моей памяти уже проводился похожий конкурс к годовщине белорусского первопечатника, объявили о его проведении заранее, на все про все у драматургов было около года. Нынешний конкурс давал зам фактически пару месяцев на создание текста. За такой короткий срок написать «c нуля» очень сложно. Например, я принял участие только потому, что идея «Юдзіфі» возникла у меня очень давно, первые наброски я делал еще зимой.
Анастасия Панкратова: – На каком уровне находится указанный жанр в современной белорусской драматургии?
Сергей Шидловский: – Петру Васюченко, белорусскому писателю и филологу, принадлежит определение белорусской литературы как великой. Я также уверен в выдающихся качествах отечественной литературы, частью которой является и драматургия. У нас есть прекрасная драматургическую традицию, опыт предшественников должен нас вдохновлять.
Виктор Мартинович: – Новой исторической драмы пока не вижу. В Купаловском театре идут пьесы, написанные в 1990–2000-е. Надеюсь, этот конкурс в определенной мере исправит ситуацию.
Сергей Ковалев: – Когда-то я написал статью, о том, что историческая драма вредна для отечественной драматургии, потому что она начала ассоциироваться только с этим жанром. Когда меня в очередной раз попросили дать еще одну историческую драму, я взбунтовался: а кто будет писать о современности, экспериментальные или философские тексты?! Мы впадаем в какую-то бесконечную иллюстративность, превращаем творчество в рутину. Было время в 1990-е, когда из новых произведений процентов восемьдесят помечалось, как историческая драма. Организаторы фестивалей и конкурсов хотели увидеть на сцене современную белорусскую драматургию, а им предлагали спектакли про XVI век либо времена Понтия Пилата... Они тоже нужны, но нельзя забывать о том, что историческая драма – это только один из жанров.
Ирина Андреева: – Меня радует наличие широкого разнообразия подходов к исторической драме у современных авторов. Как мне кажется, сейчас это направление приобретает большую философскую и психологическую глубину. Подобная историческая драма может быть полезной современнику в осмыслении экзистенциальных проблем и иметь определенный психотерапевтический характер. Однако судьба жанра зависит не только от полезности его для зрителей и от качества литературного материала, но и от востребованности у режиссеров.
Михаил Туруновский: – Пока отечественные театры ведут чрезвычайно осторожную политику, делают ставки на классические, давно известные зрителю произведения.
Николай Рудковский: – Нас «перекормили» историческими пьесамі не очень хорошего качества и уровня, поэтому произошел отток интереса к ней. Изменилась и эпоха: в ХХІ веке стала интересной актуальная драма, которая поднимает сегодняшние проблемы человека в нашей стране и в мире. Но история двигается по спирали, а мы так и не сделали работу над ошибками, поэтому исторический жанр может снова стать интересным для современных подмостков.
Сергей Ковалев: – Напомню, сам жанр распространился в других странах значительно раньше, чем в Беларуси. Возьмем к примеру пьесы про Барбару Радзивилл: у поляков первое произведение появилось в начале XIX века, у литовцев – в 1930-е, страны-соседки, вступая в новое тысячелетие, пережили определенную эволюцию пьес такого типа. У драматургов тех стран этот образ значительно более усложненный, противоречивый. В Беларуси начали писать про Барбару в 1990-х, поэтому, конечно, на первый план вышла необходимость вообще рассказать людям, кто это. Получился определенный диссонанс между тем, что было у нас, и тем, что в это время делали наши соседи. Частенько они уже отвергали то, что мы только утверждали…
Тимофей Ильевский: – Однозначный ответ: современная историческая драма практически отсутствует, все лучшее – в прошлом. Историческая тема занимает такое малое место в репертуаре современных театров, хоть плачь. Комедии-мелодрамы-водевили – вот и весь жанровый спектр современного белорусского театра. И, волнуюсь, такой ситуация останется до того времени, пока от театров будут требовать в первую очередь выполнять статистические показатели наполняемости зрительного зала… А между тем, историческая тема востребована, тема национального самоопределения парит в воздухе и будоражит ум деятелей искусства. Косвенно об этом свидетельствуют две последние постановки Купаловского театра: «Пан Тадэвуш» и «Дзве душы». Однако первая – поэтическая классика, вторая – инсценировка прозы. По-видимому, не от избытка белорусских пьес на историческую тематику Николай Пинигин взялся за эти постановки…
Сергей Ковалев: – Организаторы конкурса обещали по итогам выпустить сборник пьес. Произведения, принимали участие, все новые, нигде не опубликованы. Вот прочитаем, и тогда можно будет аргументированно продолжить разговор, вышла ли отечественная историческая драма на новый виток своего развития.
Автор публикации: Анастасия Панкратова.
Источник: газета «Культура»
