«Яго творы цэнны для нас i арыгiнальны тым, што паказваюць, як творыць сам народ. Нiчога iнтэлiгенцкага ў iх няма, яны й не вельмi часам складны, але чуецца ў iх сiла самое зямлi, беспасрэдны павеў самога жыцця беларускай вёскi».
Так писал Максим Горецкий об одном из постоянных авторов «Нашай нiвы».
А вот Янка Купала хотел быть редактором книги того автора «неiнтэлiгенцкiх твораў». Вот только вышла та первая книга, когда поэта давно не было в живых.
Звали его Владислав Сивой-Сивицкий, а известен в истории белорусской литературы он как Старый Влас.
Пища графьев
Мы нередко навещаем Воложин, неподалеку от которого родился мой муж. На улице Советской можно увидеть обычный старый деревянный дом с крышей, крытой шифером. Мемориальная табличка свидетельствует: здесь с 1895 до 1914 г. жил известный белорусский собиратель фольклора, поэт и публицист Старый Влас. И дом, кстати, он построил сам...
Владислав Петрович Сивой-Сивицкий. Фамилия, согласитесь, звучит аристократично. Но родители его – Петр и Людвика – были простыми воложинскими крестьянами. Земли было мало, Петр нанялся поваром к графу Михаилу Тышкевичу. А когда Владиславу было 9 лет, он остался круглым сиротой. Вначале мальчика воспитывала тетка, затем он поступил на кухню того же графа Тышкевича поваренком. Что ж, классическое место бедного поэта – на графской кухне... Затем паренек подрос до повара. По сему поводу звучат сетования: что ж Старый Влас не оставил рецептов, не записал, что ели графья! Ну, видимо, не было для него счастьем – прислуживать на панской кухне, и не сильно вдохновляла готовка изысканных блюд. Не случайно при первой возможности Владислав сменил занятие и стал объездчиком, а затем лесником.
О борьбе с пьянством
Сивой-Сивицкий бороздил просторы родной Налибокской пущи, высматривая браконьеров и самовольных порубщиков, совсем как отец Якуба Коласа. Ездил – и сочинял стихи. Вначале на польском языке, для красавицы невесты Антонины Войцеховской. А затем произошла встреча с белорусскими газетами «Наша доля» и «Наша нiва».
Вскоре молодой лесник под псевдонимом Стары Улас становится постоянным корреспондентом «Нашай нiвы». Присылал зарисовки типа «У чацвер, 11 іюня, у нас была вялiкая навальнiца з грымотамi i быў па калiву град; паводка папсавала гароды i пожнi, а на полi, дзе крыху па ўзгорках, пазносiла пасевы i вельмi паразмывала нiвы». Но в довесок к погоде шли весьма острые, опасные вещи: «Наш беларускi народ мае добрае сэрца, але нямашака добрага даводу: ён прывыкшы, каб яго папхнуць, панукаць, а тады ён возьмецца з усяе сiлы... Калi ў нас задумалi адкрыць гарадское вучылiшча i на гэта патрэбна было 500 рублёў грошай, дык iх збiралi, збiралi дый далi пакой, а як быў у нас у Валожыне на Пранцiшка кiрмаш, дык нашы дзве казённыя манаполькi ўтаргавалi чуць не паўтары тысячы рублёў у адзiн дзень». Печатает он и стихи: и про то, как «мужык бедны у цямноцце», и про то, что «Вясна хароша для паэта, /Цi, як там кажуць, – песняра./ Для хлебароба будзе гэта несамавiтая пара». Некоторые стихотворения напоминают народные песни: «Свецiць месяц, а аблокi /Хмарка засланяе,/ А бежанец адзiнокi думаньку думае». Особое внимание уделяет теме пьянства, всячески укоряя земляков за вредную привычку. <р>Поэт на своей волне
Владислав раз и навсегда понял, что он – белорус, а стесняться своей культуры и своего языка нельзя. Но получался тот же конфликт, что и у других национальных интеллигентов. Лесник воспринимался практически как пан, тем более выглядел Сивой-Сивицкий очень презентабельно: высокий, красивый, с усами и небольшой бородкой, в форменной одежде. И когда он говорил на белорусском языке, мужикам это казалось смешным, недостойным. Пан – и «па-просту»... С другой стороны, у местных аристократов это тоже вызывало презрение и насмешку. Даже в семье считали чудаком. Владислав женился на Антонине Войцеховской, которая считала себя полькой. Тем не менее семья жила дружно, воспитывала восьмерых детей. Как вспоминает внук Старого Власа Герард Сивицкий, ставший генерал-майором МВД: «Добра памятаю сваю бабулю Антанiну, жонку майго дзеда Уласа – менавiта яна настаяла на тым, каб мяне назваць Герардам. З дому яна была Вайцяхоўская (шляхцянка, казалi), i Стары Улас так закахаўся ў яе, што ўпотай свае пачуццi выклаў вершам на паперы... Граф Тышкевiч блаславiў iх шлюб. Паколькi я быў у яе адзiны ўнук у Валожыне, яна часта прыязджала з Вiльнюса адведваць мяне, вельмi адметная была жанчына, усiм цiкавiлася, была надзвычай дапытлiвая, з шырокiм колам iнтарэсаў».
Сочинял же Старый Влас каждый день. По воспоминаниям родных, писал, когда все спали, на рассвете. В праздничные дни творил дольше, сочинял во время объездов. К началу 1930–х у него скопилось более тысячи стихов. К тому времени Сивой-Сивицкий осел на хозяйстве, кончились переезды. Стихи он аккуратно переписывал в общие тетрадки – то есть придавал им большое значение... Да и вообще к науке стремился, всю жизнь самообразовывался, много читал, обладал каллиграфическим почерком. В своем доме устроил частную школу – пригласил учительницу, которая занималась с местными детьми на белорусском языке. Когда об этом узнали власти, заставили перевести обучение на русский язык под угрозой закрытия. Дети Старого Власа – четыре дочери и четыре сына – все получили образование...
На обочине прогресса
Но почему сам он не сделал литераторскую карьеру?
Дело в том, что со времен первых выпусков «Нашай нiвы» белорусская литература сильно изменилась. Уже прошла дискуссия о «сплачваннi доўгу» и «чыстай красе», уже Максим Богданович написал свои гениальные апокрифы, появились «Гусляр» Купалы и «Сымон-музыка» Коласа, в Вильно собирал в кафе восторженных слушателей юный Максим Танк, в Советской Белоруссии сотни талантливых юношей и девушек из «Маладняка» и «Узвышша» ориентировались на Маяковского и Есенина, Брюсова и Верлена... Экспериментировали белорусские футуристы под предводительством Павлюка Шукайло... А Старый Влас писал все те же простые, немного неуклюжие стихи о природе и сельскохозяйственных работах. Изобличал пьянство, пересказывал в рифму анекдоты... На его веку сменилось десять властей – но в строках это мало отразилось. Главным произведением Старого Власа считается поэма «Год беларуса», написанная в 1909 году:
«Край беларускi, край ты наш родны,
Неўраджайны ты i бязводны,
Нечарназёмная твая зямлiца,
Глей, або глiнка, цi камянiца...» – и так далее.
Почему же его не раскручивали в советское время? Персона подходящая, «паэт з мазольнай рукою». Но он не писал о революции, не призывал бить панов... В его стихах – просто любовь к Беларуси, общечеловеческие ценности...
Тем не менее есть нечто завораживающее в неспешной исповеди этого человека. В богатстве языка, народной мудрости... Интересно перечитывать его заметки: «Каля нас ходзяць чуткi, што сёлета будзе канец свету. Кажуць, што будзе iсцi нейкая “камета з хвастом”, каторая зачэпiць нашу зямлю i сатрэ яе ў парашок. Людзi старыя так кажуць: “Усiм стала нягодна, цяжка жыць – хiба прыйдзе ўжо нейкi канец! ” I праўда: няма дабра на свеце. Пайшла нейкая нянавiсць: адзiн аднаго ў лыжцы вады ўтапiў бы, адзiн аднаго паляць, забiваюць; людзi парабiлiся горш звяроў. Даўней гэтага не бывала, а цяпер дзень у дзень пачуеш: то на дарозе чалавека затаўклi, то на полi, то сам на сябе рукi налажыў. I канца няма – ажно неяк страшна робiцца...» Это за 1910 год.
Сват Янки Купалы
Как относились к нему в литераторской среде? Конечно, с симпатией. Но и снисходительно. Встретила утверждение, что Сивицкого хвалил Максим Богданович. Однако судите сами: он упомянул его имя среди авторов, которые «далi некалькi дужа няхiтрых, але верных i таму цiкавых малюнкаў нашай вёскi».
А Янка Купала считал Сивого-Сивицкого сватом, говорил, что именно тот познакомил его в Вильно с будущей женой, Владиславой Францевной Станкевич. Говорил, что хорошо бы собрать произведения Сивицкого в отдельную книжечку, а он бы отредактировал.
А вот Владислава Францевна предлагала другие версии. Однажды, проводя экскурсию в музее покойного мужа, обмолвилась, что их с Яночкой познакомила Тетка. Ошиблась? А может, просто имя Тетки звучит более значительно, чем Старого Власа?
Старый Влас умер в 1939 году в 74-летнем возрасте. О судьбе многочисленных потомков внук Герард Сивицкий рассказал так: «Бацьку майго ў 1943 годзе немцы расстралялi ў Валожыне, а мы, дзецi, засталiся сiротамi. У пасляваенныя гады жылося цяжкавата. Наколькi я ведаю, нiхто ў нашай сям’i больш лiтаратурай не займаўся. Старэйшы сын Старога Уласа, адзiн з маiх дзядзькоў, жыў у Вiльнюсе, яшчэ адзiн сын пайшоў па вайсковай частцы, здаецца, быў ваенным лётчыкам. Астатнiя ж паабзаводзiлiся сем’ямi i раз’ехалiся хто куды».
Наследие Старого Власа исследовал известный литературовед Вячеслав Рагойша, он и составил первый сборник поэта, вышедший в 1990 году, к 125-летию Сивого-Сивицкого. В этом году поэту 150 лет. Сегодня в Воложине есть улица его имени, хотелось бы, чтобы был и музей.
Источник: газета «СБ – Беларусь сегодня»
