Писательских домов в столице БССР было несколько: на Ленинском проспекте, улицах В. Хоружей, Куприянова, К. Чорного… Но моноЛИТ в Минске только на улице К. Маркса, 36.
Когда в 1953 году выписывали ордера, то большинство квартир были отданы литераторам. Прошло 60 лет. Дом стал литературным пантеоном. Это история и слава нашей литературы. Четыре мемориальные доски с бронзовыми лицами Петра Глебки, Янки Мавра, Владимира Короткевича и Ивана Науменко дом гордо несет по улице, как ордена.
«Орденов» могло бы быть на весь фасад в несколько рядов. Первыми заселились Петро Глебка, Иван Мележ, Янка Скрыган, Янка Брыль, Иван Шамякин, Василь Витка, Михась Климкович, Макар Последович, Алексей Зарицкий, Кастусь Кириенко, Максим Лужанин, Пилип Пестрак, Тарас Хадкевич…
…И Янка Мавр. Собственно, «дядька Мавр» был инициатором, «толкачом» строительства, он-то и скооперировал коллег. Строили дом по проекту белорусского архитектора Аркадия Брегмана на деньги могучего Литфонда СССР, в который стекались отчисления от каждой проданной на просторах Советского Союза книги.
…Надев фуфайки и галоши, будущие литературные мэтры ходили на субботники, работали подсобниками, переругивались со строителями и торопили их – хотели справить новоселье 7 ноября 1953 года. Так и получилось.
Дом вышел благородно-парадным. Лепнина, закругленные окна, кайма балконов… Здесь открылся книжный магазин с букинистическим отделом, в который захаживал Владимир Короткевич: когда у писателя не хватало денег, он сдавал в «буку» кое-что из домашней библиотеки.
Внук двух классиков
Янка Мавр дружил с Якубом Коласом. Корень этой дружбы – нелегальный съезд учителей в 1906 году. Оба были среди зачинщиков съезда, пострадали… Впоследствии Янка Мавр стал прообразом учителя Тадорика в трилогии Коласа «На росстанях».
Прошли годы, и они породнились: дочь Мавра вышла замуж за сына Коласа. С 1971 года в этой квартире живет внук Я. Мавра и Я. Коласа – Сергей Михайлович Мицкевич. Его родители и он сам окончили Политехнический институт. К слову, все дети Янки Мавра были учеными, старший сын Фёдор Фёдоров – академиком. Природа на них не отдохнула, но заменила гуманитарные науки точными, в основном физикой и математикой. Сергей Михайлович 44 года проработал конструктором, на пенсию вышел в должности главного конструктора Завода средств комплексной автоматизации.
– Своих дедов хорошо помню, воспитывали тем, что не читали моралей, – говорит хозяин квартиры. – Иван Михайлович был человеком образованным. Когда мне, студенту, нужно было готовиться к политинформации, он своими словами рассказывал обо всем, что происходило в мире. Читал советские газеты, а ночью слушал «вражеские голоса». Янка Мавр очень любил, когда я с друзьями заходил к нему в кабинет, жадно расспрашивал…
Сергей Михайлович коллекционирует старинное холодное оружие. Стены этой квартиры увешаны мечами.
«Мавру от Фёдорова»
Янка Мавр выбрал такую квартиру, чтобы окна выходили и во двор, и на улицу. Предпочел второй этаж – лифта ведь нет. Лучшая комната из трех стала его кабинетом, впрочем, он там и спал. Когда в дом пришел газ и писатели с радостью стали выбрасывать дровяные печки, «дядька Мавр» переделал печку в камин, а потом внутри него поставил газовую плиту.
Он был незауряден во всем. Хитрован, чудак, эрудит. Играл на скрипке. Изучал спиритизм, проводил с приятелями спиритические сеансы. Все, включая работников НКВД, которые не торопились арестовать Янку Мавра «как иностранного шпиона», зачитывались повестями белорусского Жюля Верна «В стране райской птицы», «Полесские робинзоны», «ТВТ»… Он писал о дальних странах, но ни разу не был за пределами Российской империи, в которой родился, и Советского Союза.
Сочиняя роман «Амок», вел переписку на языке эсперанто со знатоками восстания на острове Ява. Домысливал. В итоге произведение получилось настолько точным в деталях, что индонезийцы были поражены: «некий мавр» знает о них больше, чем они сами! К слову, один из его учеников (Мавр по первой профессии учитель географии) окончил мореходку, ходил по морям и снабжал писателя этими самыми «деталями».
У Мавра был желтый портфель с гравировкой «Шматпаважанаму Янку Маўру ў дзень 65-годдзя ад Івана Міхайлавіча Фёдарава». Иван Михайлович Фёдоров – его имя по паспорту. Портфель, как вы понимаете, подарил себе сам.
– Сядайце, сядайце зручней.
Усаживал гостя на стул, который сделал ему младший сын для вибромассажа. Нажимал неприметную кнопку и смотрел на реакцию гостя. Тот взвизгивал и подпрыгивал – к стулу было проведено электричество...
…Ни «электрического стула», ни желтого портфеля здесь нет – большинство личных вещей писателя в музее. Остался, к примеру, светильник из мрамора. Дочь Янки Мавра Наталья Ивановна привезла из Москвы два таких светильника: отцу и свекру – Мавру и Коласу.
Призрак предшественника
Инженеры человеческих душ, как назвал писателей Максим Горький, поселились на том самом месте, где сто лет назад стояло здание с конторой, в которой работали просто инженеры – Гай и Свентицкий. Они давали технические консультации, разрабатывали проекты коммуникаций.
Двери не закрывались
Тут Мележ писал роман «Людзі на балоце», Короткевич завершал «Чорны замак Альшанскі»… Но кроме работы на вечность шла и другая жизнь – повседневная. Процитирую воспоминания Татьяны Ивановны Шамякиной, дочери народного писателя, профессора:
Дзверы не зачыняліся, як і ў вёсках таго часу. Жалезныя дзверы, электронныя замкі, дамафоны – нічога гэтага і ў страшным сне не магло б нам тады прысніцца. Жыхары свабодна заходзілі адзін да аднаго, жанчыны разам гатавалі стравы, пазычалі адна ў адной прадукты, разам сядзелі на лавачцы ў тады ўтульным дворыку…
Дзесяць гадоў мы пражылі на адной пляцоўцы з Іванам Мележам, а ў 1964 годзе ў яго кватэру ўехала сям’я Івана Навуменкі – заўзятага кнігамана, як і мой бацька. Я помню іх пастаянныя размовы ў нашай кватэры. Навуменка ў той час – ужо кандыдат філалагічных навук, а неўзабаве і доктар. Таму яго думкам і меркаванням Шамякін асабліва давяраў.
Писательский союз был могучим, из писательских рядов всегда выбирали спикера. Шамякин и Науменко в разные годы по многу лет были председателями Верховного Совета БССР.
В тапочках
Дом стоит ласточкой на две улицы – Маркса и Энгельса. Наискосок, на Энгельса, находился другой дом Союза писателей БССР – «офис», в котором литераторы работали, заседали, ходили туда в тапочках и который был знаменит тем, что в войну подпольщики взорвали в нем гауляйтера Кубе (смотрите фильм «Часы остановились в полночь»). В 1976 году писательский «офис» был снесен.
Книгой единой
Три окна в торце выходят на Театр имени Янки Купалы. Но Татьяне Алексеевне Зарицкой некогда любоваться отреставрированным театром – разбирает отцовский архив, решает, что оставить, что отдать в музеи.
– Алексей Александрович Зарицкий прошел всю войну, ни разу не был ранен – не зацепило, – рассказывает она. – Страстью отца были книги, обожал словари, особенно языковые, собирал фольклор.
Эта квартира – храм книги. Жемчужина храма – 200-томная «Библиотека всемирной литературы», «всемирка», мечта советского интеллигента. Татьяна Алексеевна – тоже библиофил. Немудрено: всю жизнь проработала редактором в столичных издательствах, через ее руки, ум, сердце прошли почти две сотни книг.
Последний из могикан
Дом знавал писательские приливы и отливы, квартиры тасовались. От первых жильцов остались родственники Мавра, Хадкевича, Климковича, Зарицкого и Последовича. Литературное гнездо утратило исключительность. Появились другие гуманитарии, среди которых помянем добрым словом Елену Аладову, директора Государственного художественного музея. Потом поселились негуманитарии. Потом – чиновники, выигравшие битвы за возможность жить в престижном месте... Реликт этого дома – Нил Гилевич, въехавший в 1969 году в освободившуюся квартиру, которую занимал Петро Глебка. Болеет, редко появляется на людях…
…Хотим мы того или нет, но это факт: литература съехала на обочину нашей жизни. Писатели дома № 36 умерли, уже их дети становятся стариками. Молодое поколение минчан знает дом только потому, что в нем находится кафе с какой-то английской бабушкой…
Автор публикации: Светлана Шидловская.
Источник: газета «Вечерний Минск»
Читайте также:
Таямніцы дома пісьменнікаў: жыхары Маркса, 36 расказваюць гісторыі свайго жыцця
