Всегда непросто писать отзыв на сборник стихов. Прежде всего, кажется, потому, что поэзия, даже философского и интеллектуального характера, затрагивает в первую очередь эмоциональную сторону личности. Заставляет слова прочувствовать, прикоснуться к авторской задумке сердцем. А чувства не так просто выразить словами и излить на бумагу.
Перечитывая сборник стихов Алеся Рязанова, я убедилась в этом еще раз. Ведь мысли, принесенные «на острие стрелы», не только вдохновляют на раздумья, построение ассоциативных цепочек, но и благодаря характерной образности не оставляют равнодушным.
Почему стоит перечитывать эту книгу, смакуя каждую страницу, и как национальное самосознание белорусов отражено в авторских поэтических формах – давайте разберемся.
Белорусский читатель знает Алеся Рязанова не только как поэта-новатора, смело экспериментирующего с формой, но и как поэта-философа. В книге, которая, кстати, была опубликована в 1988 году, мы встречаемся с обеими этими ипостасями, тесно и неразрывно переплетенными. Здесь широко представлены и версеты, и квантемы, и пунктиры. Для автора характерны наблюдательность, внимание к окружающему миру, по духу близкое к «печальной очарованности вселенной» древних японских мастеров хайку. Как сам автор отмечает в одном из стихов, «…свет размаўляе са мною на мове здарэнняў». И эти «здарэнні», точки соприкосновения с миром вокруг (по любому поводу) дают толчок поэтической мысли и воображению, Слову.
Каждая такая точка, каждый толчок задает вектор движения в интеллектуальном пространстве, дает основания для размышлений и поиска себя. В поисках нити жизни, на которой, балансируя, стоит каждая Личность: «засяроджанай душою я намацваю дрогкую лінію сэнсу, па якой мушу ісці дарэшты».
Кстати, почти медитативная сосредоточенность – одна из характерных черт как этой книги, так, вероятно, творческого стиля Рязанова в целом.
Из-за этой сосредоточенности и медитативности, как и традиционную японскую поэзию, стихи Рязанова следует читать вдумчиво, возвращаясь к отдельным строчкам, делая в памяти «засечки», пробуя разгадать подтекст. Пытаясь понять не только (не столько) тексты, сколько, посредством стихотворений, себя самого.
Настоящая поэзия, думаю, направлена как раз-таки на то, чтобы читатель, вбирая ее, насыщаясь ею, находил в себе что-то новое. Чтобы понял, убедился вместе с поэтом:
– Сэрца сусвету б’ецца ўва мне.
Название книги отсылает к известному парадоксу стрелы, которая, если разбить ее путь на мелкие кусочки, в каждой точке неподвижно висит в воздухе. Этот парадоксальный образ разрабатывается автором (стихотворение «Палёт стралы»). Полукруг лука дополняется полукругом тетивы, и благодаря этой полноте полет представляет собой «сверхвыход», граничащий с вечностью:«І ляціць нацянькі страла, вынікаючы безупынна з сябе самое, вызваляючыся ад сябе самое, каб, зрэшты, зрабіцца палётам самім».
Многие из любимых образов поэта относятся к категории вечных, национально маркированных. Рязанов относится к ним бережно, переливая в авторские формы, и в произведениях возрождается белорусское языческое мировоззрение, огнепоклонничество. Огонь упоминается часто, причем как родственный, дружественный элемент. «Мой шлях – шлях агню», – замечает поэт «з маланкаю ў сэрцы». «Язык огня», на котором в конце концов говорит дичка из одноименного стихотворения, Рязанов называет языком «самым вещим». Называет, сразу отсылая читателей к древним жрецам, которые отыскивали в огне тайные знаки, пророчащие будущее.
Тема будущего, кстати, часто звучит в сборнике. Что, вероятно, неудивительно, учитывая саму концепцию книги: движение в пространстве и времени, движение настолько быстрое, что будто его и нет. «Мінулае тоіцца ў змроку, будучыня – у светлыні», – отмечает Рязанов. Свет же – свет от огня, который пророчил и ворожил, проложил определенную, знаками предсказанную судьбу.
Впрочем, фатализм Рязанову чужд. «Не закончаны дзень тварэння: зноўку і зноў вылеплівае чалавек сваю лепшую долю», – убеждает он читателя. И советует отпустить желание, чтобы не быть нацеленным против всех. Советует победить и слабость, и силу (оружия).
Слабость и сила, свет и тьма, будущее и прошлое. Сборник Алеся Рязанова основан на антитезах, и не последней из них является противопоставление Жизни и Смерти. Образ Смерти в книге языческий, от этой «неузнанной женщины» веет народными легендами:
– А па вуліцы туды-сюды пахаджае, бы
Штосьці яна шукае, жанчына:
У плюшавым каптане, у паркалёвай хустцы,
З абломкам сярпа ў руках…
Жнея что-то ищет, и люди, те самые «каласы пад сярпом» Короткевича, боятся ее узнать. Ведь торопятся и жаждут жить, оставляя после себя только вещи – «апошняе цела людзей, якое жыве найдаўжэй».
Помня об этом, поэт обращается к траве:
– Спяшайся расці, трава,
спяшайся…
Тем не менее, смертность травы и человека представлены не как трагедия, а как естественная часть жизни. Рязанов не случайно сравнивает человечество с лесом, ставя знак равенства между живыми существами как таковыми:
– Куды б ні ішоў – я вяду за сабою лес.
Дзе б я ні быў – застаюся ў лесе.
Куда бы ни шел, должен оставаться человеком. Собой. И поиски собственной самости, ощущения себя, непростые. Лирический герой Рязанова отправляется в «пятую пару года», оттепель, сквозь туман, и желтые фонари создают кольцо вокруг него: и композиционное, и образное. «…азірніся, і ў гэты кароткі прамежак ты ўбачыш сябе, што не паспеў яшчэ стаць мінулым», – советует Рязанов.
«…мой апошні, непераможны, утоены і ад мяне аргумент, – я сам».
Вот #такое_чытво.
Отыскать книгу поможет электронный каталог Национальной библиотеки Беларуси.
Давайте читать вместе!
Материал подготовлен отделом сопровождения интернет-портала.
